девочка, в тебе столько боли, не испить до дна.
девочка, в тебе надменности с пафосом хоть отбавляй.
сбить бы спесь, да зубки острыми иглами вопьются в плоть, оставив смертоносный яд.
книга с обложкой яркой, которую прочесть невозможно и это раздражает.

подъем в постели чужой разбитым, уставшим:
- что вчера было?
- ты перепил.
не может быть.

☾ с тобой не соскучишься. может поэтому мы до сих пор в связке.

☾ я не нравлюсь твоему отцу, ты не нравишься моей матери. возможно, они чувствуют, что каждый из нас отклоняется от намеченного пути.

☾ у короля и королевы бала лучшие вечеринки в честерфилде. и, представляешь, за много лет никто на них не откинулся от передоза. удивительно, правда? может ты прикладываешь руку для того, чтобы всё происходило без происшествий?

☾ со временем, ты пошла наперекор отцу. он хотел, чтобы ты отучилась на хирурга, ты предпочла  стать ветеринарным врачом. переехала на другой конец города к своему парню, в надежде, что это не очередное увлечение. если б я тогда только знал на кого тебя оставляю…

☾ ты присутствовала на моих похоронах и даже блюла траур длительное время. прости, мне пришлось тебя бросить ради высшей цели. и да, ты была не права, что эрих меня погубит. случилось как раз наоборот.

☾ спустя два года я вернусь в город призраком о лучшем прошлом, надеждой на светлое будущее. твой свежий шрам от зубов на горле, пересохшие губы и загнанный взгляд дадут старт для охоты на того, кто продолжает душить тебя своей «любовью».

Прости, детка. Я всегда был отвратительным отцом.

И ты бежишь, не оглядываясь, словно где-то там, впереди, выход. Словно свет в конце есть действительно, осязаемый почти; лучи его греют не хуже теплого июльского солнца. Ты жмуришься, и на смуглой коже непременно выступают веснушки.
Точь-в-точь, как у мамы.
Сон не оказывается явью, как ни проси. Все молитвы, подслушанные на службе у какого-то пропахнувшего спиртом священника в церкви на окраине города, оказывается, не работают. Ты думаешь, все дело в том, кто их говорит? Попробуй сама.
Не получается.
Ты сжимаешь ладони в кулаки и бьешь меня в грудь со всей силы. Выходит отвратительно, нелепо и не больно совсем- вероятно, усилий приложенных никогда не было достаточно.
Ни с чьей стороны.
Ты винишь меня в смерти матери, сбегаешь из дома и впервые пропадаешь на неделю. Я, кажется, успеваю поседеть на десять жизней вперед, и первым, кто попадется под горячую руку сразу после, становится твой новый бойфренд.
Мне не стыдно - мысль сплошной строкой перед глазами, когда он вытирает выступившую на лопнувшей губе кровь.
Стоило бы удивиться, как из нежной, приветливой девочки ты в одночасье сумела превратиться в Сциллу, и справиться мне теперь уже едва ли возможно.
Впрочем, сумел бы до? Навряд ли.
Все слова, невысказанные до, застревают где-то в горле, скрипят, словно наждачка, царапаются. Мы упустили слишком много, а теперь вынуждены пожинать плоды. Учиться ходить заново. Протягивать друг другу руки. Вот только у тебя, моя маленькая, в воспоминаниях они все еще женские. Материнские. А я могу предложить разве что холодную от металла пистолета ладонь.
Мы словно когда-то с одной черты по разные стороны шагнули. И теперь так отчаянно сопротивляемся возможной встрече.
Вот только я упрям. А ты - вся в меня.

И небо звездное яркое, словно по телу россыпью родинок, и взгляд отвести невозможно. Ты бежишь, вот только не к, а от, и страх всепоглощающий раздирает изнутри. Я кричу твое имя, оно четким набатом через сердечную мышцу. Отзывается. Не повернуть.
Это не сон. Не просыпайся.
Но пообещай вернуться к рассвету.

Что же это был за фильм, дай подумать. Неспящие в Сиэттле, кажется, ты впервые тогда увидела его, я бы предпочла никогда не видеть вовсе. Глупая история о глупых надеждах на то, чего в реальном мире не существует, такой любви не бывает, любовь куда более многогранное явление, не такое поверхностное, каким его показывают в романтическом кино. Но твои глаза горели любопытством, я видела, как в них начинают зарождаться мечты. Неспящие в Сиэттле до сих пор твой самый любимый ромком.

Твой дядя Джим не раз предлагал мне избавить тебя от нашего "бремени", таким ему видится то, кем мы являемся и в каком положении оказались. Эта земля не наш дом, но мы родились в нем, выросли и умрем, вероятнее всего. Я бы хотела показать тебе целый мир, хотя бы один из миров, но мы заперты в этом городе, словно звери в клетке. Коими мы и являемся. Я хочу, чтобы это всегда оставалось частью тебя. Правда. Мы не люди, мы даже близко не похожи на них, наши мечты и желания, наш образ жизни. Мы живем в иной, отличной от их реальности и тем не менее, мы вынуждены существовать с ними бок о бок. Я боюсь, они сделают с тобой тоже самое, что сделали с твоим отцом, бабушкой и дедушкой. Но знаешь что? Я убью каждого из них. Мы улыбаемся знакомым в городе, справляемся о здоровье их семей, сотрудничаем с остальными видами и даже с некоторыми охотниками, мы сохраняем нейтралитет, но это лишь внешняя оболочка. Я готова пожертвовать кем угодно ради твоего будущего. Мы знаем о родном для нас мире лишь из рассказов тех, кому посчастливилось его увидеть. Глупо полагать, что там трава наверняка зеленее, едва ли это так. Но по крайней мере нам не пришлось бы прятаться.

Ты слишком светлая для того, у кого есть острые зубы. Ты слишком мягкая для существа, способного разорвать человека пополам. Отчасти это и моя вина, отчасти это настроения, передавшиеся тебе от отца. Ты сильная, возможно, куда сильнее, чем я смогу когда-нибудь стать, но тебе нужно разглядеть эту силу внутри себя. А пока ты печешь блинчики по утрам, слизываешь с ложки вишневое варенье, выглядываешь в окно, с нетерпением ожидания наступления лета, держишь в руках очередную книгу, которая позволит тебе пуститься в путешествие по далеким землям и большой светлой любви. Ты романтик от макушки до пят, и я не могу не любит каждую из этих черт. Ведь они и есть ты.

Нас ведь тренировали вместе. Ну как тренировали. Отец занимался с тобой, я по началу подглядывала, потом разрешили присутствовать, вроде как тоже учиться. Вдвоём было легче, веселее, тумаки доставались не кому-то одному, было не так обидно. Наш отец не такой уж плохой наставник, педагог, учитель. Родитель из него правда не однозначный, но это уже детали. Так продолжалось какое-то время, мы учились, росли, таинственный, хтонический мир раскрывался перед нами и мы крепко держались за руку старшего. Ты трусил, за что было стыдно. Я храбрилась, не хватало ещё девчонки боятся. Мы росли, были рядом, не то что бы не разлей вода, но достаточно близки и откровенны, что бы называться действительно хорошей семьёй. Делились друг с другом и были рядом. Помнишь, я была влюблена в твоего одноклассника? Ты никогда не дрался, но разбил ему нос, когда он назвал меня замарашкой. Ты хороший. Брат, сын, друг, парень. Сам по себе, но конечно ещё и потому, что знаешь - рано или поздно на тебя свалится огромная ответственность, стать главой семьи, нашего древнего уэльского рода и, что самое главное, перенять от отца тот самый чёрный клинок, стать стражем. Со временем к тебе стали относится строже, на меня же закрывали глаза, разрешали даже какой-то подростковый бунт, а может отцу просто не хватало времени. Это всё было обидно. Тебе. Мне. Странно, что поругались по этому поводу всего раз. Но это всё конечно же потому, что ты хороший брат. Отец представил тебя совету, вот он, наследник. мне посоветовали выйти замуж, пожить нормальной жизнью. Общество стражей достаточно патриархально. Это было унизительно, ты видел как я злилась. По этому потом единственный и не удивился, обнаружив, что я сбежала, прихватив семейную реликвию с собой, оставив на прощание лишь записку; мне жаль, попробуйте побыть нормальными. Отец был в гневе. Ты смеялся, за что получил подзатыльник. На какое-то время ты был мне даже благодарен - избавление от клинка выглядело как избавление от звания стража. Только первое время.
Отец сгорел за пять лет, ничто больше не поддерживало его жизнь. Разбираться с семьёй, стать стражем всё же пришлось. Да уж, было непросто. Много всего свалилось, пришлось потратить какое-то время, что бы разгрести бардак, залатать дыры, которые остались после меня.
Но ты сильный, Ты конечно же справился. Стал не просто стражем, хоть и без меча, но ещё и членом совета. Перебрался в Честерфилд из родного Рексема, вместе с женой и двумя детьми (ого, у меня есть племянники). Дождался когда всё устаканится и решил, что скучаешь, что хочешь меня найти. Это конечно же заняло какое-то время, но, знаете, охотники умеют не только убивать, но и идти по следу. А ты чертовски хороший охотник, даже не смотря на то, что годы берут своё. Мы переписываемся, на  родном валийском, чёрт, как же это приятно, не многословно, но хватает, что бы дать понять, все живы здоровы. Ты пишешь, что у меня всегда есть дом, в котором всегда рады, что меня всегда ждёт семья, которая меня любит. Но мне так трусливо стыдно за бегство, что я не решаюсь, прячусь за жаждой приключений и безответственность.
Всё меняется, когда вместо привычного белоснежного конверта я получаю практически пергамент. Мисс Медок, настоятельно просим вас вернуться в Великобританию в связи с пропажей вашего брата начато расследование. Просим явиться для дачи показаний. Какого чёрта, Хауэл, куда ты пропал? По городу ползают слухи, что ты бросил всё и сбежал, выкрал какие-то артефакты, документы, вынес все знания и скрылся. Бред какой-то. У тебя бы яиц на это не хватило. Эти засранцы из совета, просто пытаются на тебя повесить собственные косяки и проёбы. Я найду тебя. Из под земли достану. Потому, что охотники умеют не только убивать, но и идти по следу. А я чертовски хороший охотник.

Есть люди, предпочитающие говорить «да» любому новому опыту, а есть те, кто категорически и ни при каких обстоятельствах не принимает слово «нет». Если не сеньор Гутьеррес, то как минимум дон Пабло. Не потому, что без выказанного уважения в озвученной просьбе обязательно будет отказано, а потому что как ни старайся, а всё равно всегда приходится смотреть снизу-вверх: неважно, из восхищения ли или откровенного страха. У Пабло всегда всё в порядке, всегда всё под контролем, а если нет, то существует как минимум два чётких плана, как обернуть любую неприятную ситуацию в собственную пользу. Не имеет значения, какой ценой – далёкие предки морали руки кровью во имя мнимых богов, так чем хуже потомки и их довольно практичные цели? Даже жизнь верховного мага может быть слишком коротка, если жажда знания и силы не поддаётся удовлетворению. Когда взлетаешь повыше к солнцу, не забывай о способности воска очень не вовремя растаять.

Для достижения максимальной эффективности и могущества, любому уважающему себя магу требуется фамильяр, но есть маленькая загвоздка: погибающий фамильяр может самым неприятным образом потащить своего мага в загробный мир за собой. К сожалению, именно такая досадная история приключилась с Пабло в самый неподходящий момент. К счастью, в большой мексиканской семье довольно легко нашёлся человек, призванный занять едва опустевшее место. Вроде как добровольно, потому что иначе не получится, но всё-таки не имея альтернативных вариантов и даже времени на подумать. Большая честь, о которой Родриго прежде никогда не задумывался, а теперь вынужден экстренно заполнять многочисленные пробелы в знаниях и навыках, чтобы служить своему верховному с той степенью отдачи, которая от него требуется. В человеческом мире рабство вроде как уже отменили, но мир магический всегда живёт по своим правилам. Десять долгих лет бок о бок, когда каждая эмоция обязательно делится на двоих, вероятно, должны научить как минимум гармоничному сосуществованию, а желательно и чёткому понимаю важности единения и стойкости магической связи. Даже спустя десять лет Родриго всё ещё боится однажды оказаться списанным в утиль, а потому старательно и в строжайшей секретности готовит план своего побега. Он сам вызывается отправиться за артефактом на другой конец света, даже зная, что никогда не сможет вернуться обратно. Лучше быть привязанным к одному месту, чем к одному человеку. Артефакт, разумеется, он намеривается оставить себе – достаточная плата за десять лет верного служения. Чрезмерно уверенный в своих силах маг ведь не бросится за сбежавшим фамильяром туда, откуда никто ещё не выбирался? Ну не бросится же, да?